Лиана Делиани - Легенда о любви и красоте[СИ]
— Я уже не знал, что думать и где тебя искать, — сказал он, и Виола поняла, что все же он успел вернуться раньше нее.
— Во дворце графа Урбино, — ей не хотелось ни поднимать голову, ни отрывать своих рук, обвившихся вокруг него, ни выдумывать что–либо или изворачиваться.
— Что ему было нужно?
— Что может быть нужно мужчине, — усмехнулась Виола.
— Он… обидел тебя? — его рука на мгновение замерла, но потом продолжила ласковое скольжение по ее волосам.
Виола покачала головой. Он ничего не ответил, видимо ждал, что она сама продолжит, если захочет.
— Он хотел, чтобы я стала его любовницей.
— Он недооценил твою гордость, — в его голосе она почувствовала улыбку.
— И язык, — добавила Виола, радуясь, что он принял ее слова вот так просто, не сомневаясь в том, как она могла отреагировать на подобное предложение.
— Ты голоден? — спросила Виола, вспомнив о своих обязанностях жены и о том, какой путь он проделал.
— Нет. Просто валюсь с ног.
С ноги, подумала Виола, но вслух не стала его поправлять.
— А я просто засыпаю на ходу, — сказала она, чувствуя, как усталость и облегчение настоятельно требуют спокойного отдыха.
— Ложись и спи, — мягко сказал он, отстраняясь. — Отдыхай.
Виола заснула глубоким сном, без сновидений, и проспала весь день, проснувшись лишь на закате. Она успела сходить в лес, за хворостом, пока еще было светло, а вернувшись, разожгла огонь и поставила вариться похлебку. Заглянув в уголок нищего, Виола увидела, что он еще спит. Ей вдруг пришло в голову, что за все время она лишь дважды видела его спящим — обычно он ложился намного позже, а поднимался намного раньше нее — и оба этих раза он просто падал от усталости. Таков удел нищеты, от нее нет отдохновения, подумала она. Осторожно, стараясь поменьше шуметь, Виола занялась похлебкой.
Чуть позже она услышала шум в его углу и поняла, что он проснулся. Как обычно, они уселись ужинать вдвоем.
— Я заплатил подать. У нас еще осталось два дуката.
— Когда ты успел? — удивленно спросила Виола.
— Когда подумал, что тебя забрали за неуплату податей, — ответил он.
— Что мы теперь будем делать? — задала Виола не дававший ей покоя вопрос.
— Можем оставить деньги про запас. А можем потратить на дело. Летом и особенно по осени люди охотнее покупают посуду — есть, что в нее класть.
— А, может, уедем отсюда?
Нищий помедлил с ответом, размышляя.
— Переезжать лучше по осени. Два дуката слишком мало, чтобы обосноваться на новом месте.
— Граф Урбино может и не оставить меня в покое до осени, — возразила Виола.
— По–твоему, если мы переедем в другое место, люди перестанут обращать на тебя внимание?
Виола вспыхнула.
— Ты хочешь сказать, что это — моя вина?
— Я хочу сказать, что бегство не всегда единственный выход.
— Да? И какой ты видишь иной выход?
— Обещаю, мы переедем осенью, — спокойно ответил нищий.
Виола и не ждала, что он пообещает ради нее сражаться с Урбино и всей его стражей, но, все равно, стало немного горько. За себя — что слишком много от него требует, и за него — что судьба слишком многого ему не додала. А впрочем, горечь эта была несправедлива — ведь он уже сражался со стражей из–за нее, и спас ее честь, а быть может, и жизнь.
— Падуя мне понравилась, город больше и богаче чем этот. Но можно выбрать и другое место, — тем временем продолжил он.
— А Милан? Мы можем вернуться? — с тоской спросила Виола, хотя и заранее знала ответ.
Он покачал головой.
Из города донесся колокольный звон, напоминая о близящемся завершении Великого Поста.
— Гвидо, — сказала Виола, прислушиваясь к звучанию имени.
Муж поднял на нее глаза.
— Сходим к мессе на Пасху?
Привычно помедлив, он пожал плечами:
— Как хочешь…
После ужина он, как обычно уселся за гончарный круг, а утром вдвоем с Виолой они отправились в торговые ряды.
Симонетта встретила их вопросом «И где это вы пропадали?», а улучшив минутку, сообщила Виоле шепотом, что о ней справлялся граф Урбино.
— Знаю, — сдержанно кивнула Виола, благодарная ей за этот шепот.
Они поболтали немного, Симонетта пересказывала последние городские новости и сокрушалась о том, что не знает, каким чудом уплатить поднявшуюся подать. Эти слова вернули мысли Виолы ко вчерашнему разговору с мужем. Задумчивая, она прошлась по рядам, внимательно разглядывая товары и запоминая цены.
Вечером, вернувшись в лачугу, Виола подытожила свои наблюдения и задала появившиеся вопросы.
— Почему наша посуда дешевле, чем у многих?
— Потому что она из необожженной глины, а значит, менее прочная.
— А почему ты ее не обжигаешь?
— Для этого нужна печь. И много дров, — ответил нищий. — Я думал над тем, чтобы устроить печь чуть ниже по реке. Укромное местечко, да и глины поблизости полно. Как потеплеет, можно будет работать прямо там.
Виола кивнула и задала следующий из интересующих ее вопросов:
— Ты можешь лепить что–нибудь не такое грубое и простое?
Он слегка улыбнулся, вопросительно глядя на нее:
— Например?
— Например… — Виола встала и подошла к гончарному кругу. — Ты можешь сделать кувшин, чтобы он был чуть тоньше и выше, чем обычно?
Она наблюдала, как под его руками глиняные стенки вытягиваются и утоньшаются.
— Еще чуть выше, — сказала Виола. — И ручка чтобы была изогнутая. Вот так, — носком деревянного башмака она начертила завитушку на земляном полу.
Когда кувшин был готов, Виола осмотрела его критическим взглядом, сравнивая с образом, сложившимся в ее голове и другими изделиями, стоящими рядом. Среди них он выгодно выделялся изысканной формой, напоминая золотые и серебряные кувшины, какими Виола пользовалась в Милане.
— Такие изделия надо обжигать, — сказал нищий. — Тем, кто позажиточнее и любит подражать богачам, товар нужен более прочный.
Виолу покоробила фраза «подражать богачам», но она поняла, что суть он ухватил и передал верно.
— А еще он просто красивый, — сказала она с удовлетворением автора — ведь, в какой–то мере, этот кувшин был и ее творением тоже.
— Я хотел сказать тебе… — он привычно помедлил. — Ты не против, если мы одолжим полдуката Симонетте?
Виола кивнула. Она тоже подумала об этом утром, но пришла к выводу, что пусть лучше деньги останутся в доме — кто знает, что может случиться? А сейчас, услышав его слова, Виола задумалась о другом — нравится ли ему Симонетта или он просто добр по натуре, как был добр к самой Виоле.
Утро Пасхального Воскресения разбудило Виолу благовестом. Она умылась, тщательно причесалась и надела более новое из двух своих платьев, собираясь к мессе. Нищего в лачуге не было, но вскоре он вернулся с вязанкой хвороста.
